Архитектура классицизма

Поиски истинного стиля. Пиранези

Чрезмерная утонченность архитектурного языка в интерьерах стиля рококо XVIII в. и освобождение мысли в эпоху Просвещения заставляли архитекторов, осознающих весьма неустойчивый характер своего времени, искать истинный стиль в точной оценке античности. Они стремились не просто копировать древних, но овладеть принципами, на которых основывалось античное искусство. Археологические исследования, вызванные этим интересом к древности, поставили перед архитекторами главный вопрос: в какой из четырех культур Средиземноморья — египетской, этрусской, греческой или римской — следует искать образцы истинного стиля? Одним из первых последствий изменения подхода к античному наследству стало расширение границ исследований, чтобы за пределами Рима изучить те культуры, на традициях которых, как указывал Витрувий, базировалась римская архитектура.

Открытие и раскопки римских городов Геркуланума и Помпеи в первой половине XVIII в. вдохновили новые экспедиции. Вскоре были исследованы и древние города на Сицилии и в Греции. Воспринятые через посредство Ренессанса заповеди Витрувия — катехизис классицизма — были проверены на основе результатов раскопок. Опубликованные в 1750-1760 гг. труды, такие, как «Руины самых прекрасных памятников Греции» Ж. Д. Леруа (1758 г.), «Афинские древности» Джеймса Стюарта и Николаса Реветта (1762) и описание дворца Диоклетиана в Сплите, составленное Робертом Адамом и К. Д. Клериссо в 1764 г., свидетельствуют об интенсивности, с которой проводились эти исследования. Леруа в качестве образца «истинного стиля» предложил греческую архитектуру, что вызвало гнев итальянского архитектора и гравера Джованни Баттиста Пиранези.

Работа Пиранези «Величие архитектуры римлян» (1761 г.) была прямой полемической атакой на Леруа: он не только утверждал, что этрусская культура предвосхитила греческую, но и считал, что этруски и их преемники — римляне подняли архитектуру на новый уровень. Единственным доказательством, которое он смог привести, чтобы поддержать это утверждение, стали несколько этрусских построек, которые пережили разрушение Рима — надгробные памятники и инженерные сооружения. Эта полемика в значительной мере повлияла на последующую деятельность Пиранези. В одной гравюре за другой он представлял темную сторону этого восприятия, уже классифицированного Эдмундом Бёрком в 1757 г., как «возвышенное», тот «спокойный ужас», вызванный серьезным размышлением, чрезвычайной древностью и упадком. Эти качества в работах Пиранези достигали полной силы благодаря бесконечному величию образов, которые он изображал. По определению Манфредо Тафури, подобные ностальгические классические образы трактовались, «как отстаивание мифа, как простые фрагменты, как искаженные символы, как галлюцинации «порядка» в этом мире распада». В последний период творчества, начиная с работы «Мысли об архитектуре» (1765 г.) и заканчивая гравюрами с видами Пестума, опубликованными только после его смерти в 1778 г., Пиранези отказался от архитектурного правдоподобия и дал своему воображению полную волю. В следующих одна за другой публикациях, кульминацией которых стал его экстравагантный эклектичный труд об орнаментации интерьера (1769 г.), он позволил себе удовольствие манипулировать исторической формой.

Несмотря на доказанные Винкельманом на примере эллинского зодчества различия между врожденной красотой и беспричинным украшательством, его исступленные произведения обладали для современников непреодолимой притягательностью, и появление греко-римских интерьеров братьев Адам было в значительной степени обусловлено влиянием воображения Пиранези.

Читайте также:

Источники