Развитие этой концепции можно проследить в другом выдающемся создании Кордовского халифата — в резиденции Мадинат аз-Захра. Искусство формировалось здесь под воздействием кордовского храмового зодчества. Достигнув высокой степени совершенства, оно, в свою очередь, внесло в архитектуру Соборной мечети новые, неподражаемо изысканные черты. Так, части мечети, связанные со временем аль-Хакама II, обнаруживают во многих элементах влияние эстетических принципов этого загородного архитектурного комплекса. Исследование проблемы такого рода затруднено тем, что о красоте резиденции халифов позволяют судить лишь результаты археологических раскопок и средневековые данные.
Расположенная в восьми километрах от Кордовы, в живописной местности у предгорий Сьерры-Морены, Мадинат аз-Захра была сооружена Абд ар-Рахмапом III, согласно легенде, в угоду его любимой и носила ее имя аз-Захра — Цветок. Не загородный, увеселительный дворец, а целый город (по-арабски — аль-Мадинат), заложенный в 936 году, возводился при жизни Абд ар-Рахмана III двадцать пять лет и был закончен уже после его смерти в 976 году. Сюда, в Город аз-Захры, переехал двор, здесь сосредоточилась политическая и культурная жизнь страны.
Основание такого типа городов-резиденций, удаленных от скученного и беспокойного населения старых городских центров, со времен сирийских Омейядов стало традицией восточных государей. Судьбы новых городов были связаны с правящей династией, и многие из них, покинутые владыками по тем или иным причинам, быстро пришли в упадок. Сохранились только те, которые переросли династические рамки и превратились в значительные административные, торговые и культурные центры. Впрочем, история и позже знает немало примеров резиденций, сооруженных по прихоти всесильных монархов и олицетворяющих их царствование, склонности и вкусы – как и Эскориал Филиппа II и Версаль Людовика XIV.
Именно с образом Версаля исследователи нередко склонны сблизить Мадинат аз-Захру, имея в виду царившие здесь роскошь и пышный придворный этикет, а также и то, что вокруг новой резиденции группировались лучшие таланты тогдашней Испании. Но, естественно, будучи детищем своего времени, Мадинат аз-Захра по укладу жизни оставалась близка дворам Ирака, Египта и Северной Африки, а также двору византийских императоров.
Город площадью в сто двадцать га, окруженный каменной стеной (1500X750 м) с прямоугольными башнями, располагался на трех террасах разного уровня. На самой высокой террасе стояла резиденция халифа и находились несколько дворцовых построек, предназначенных для парадных приемов, здания придворной администрации и военной охраны, вокруг простирались сады с водоемами. В нижней зоне размещались различные службы, помещения для рабов и слуг, бани, лавки и пятинефная мечеть, построенная в 941 году. Дворцы поражали воображение красотой убранства, сады — обилием прекрасной растительности, среди которой в клетках сидели диковинные птицы и доставленные из Северной Африки экзотические животные: львы, слоны, жирафы. На фоне покрывающих горы дубовых рощ и темной зелени парков город издали казался совсем светлым. Из окоп верхнего дворца открывался чудесный вид на залитую голубоватым туманом долину с серебристой лентой Гвадалквивира и далекие хребты гор Кордовы, Кабры и Эстепы; в ясный день на юго-востоке можно было увидеть снежные вершины Сьерры-Невады.
Лучшее для Мадинат аз-Захры время связано с правлением Абд ар-Рахмана III и аль-Хакама II. Сюда прибывали посольства из Северной Испании, стран Западной Европы, Византии, Северной Африки. Приемы обставлялись пышным и тщательно разработанным церемониалом. Христианские короли, принцы и послы тех испанских государств, которые поддерживали с Омейядами тесные дипломатические связи, одаривались богатыми подарками, в том числе тканями, представлявшими собой драгоценные произведения искусства. С особой торжественностью встречали послов Византии. Как бы соперничая с омейядским двором в роскоши, византийские послы привозили с собой дары невиданной ценности.
Но через несколько лет, при последнем представителе династии Омейядов аль-Хишаме II, слава, окружавшая Мадинат аз-Захру, начала меркнуть. Лишь номинально сохраняя свое официальное положение, резиденция стала, по существу, местом изоляции этого отстраненного от государственных дел слабоумного монарха. Всемогущий первый министр аль-Мансур построил для себя другую резиденцию на берегу Гвадалквивира.
Литературные источники описывают необыкновенное богатство большого воздвигнутого в короткий срок города. Можно, однако, предположить, что это сооружение, как и все, что было связано со строительной деятельностью аль-Мансура, не отличалось высоким художественным качеством и было отмечено печатью откровенной подражательности.
Между тем судьба города-резиденции Омейядов оказалась поистине трагичной. Мадинат аз-Захра смогла просуществовать всего лишь семьдесят четыре года. В период распада Кордовского халифата и ожесточенных внутренних смут город дважды подвергался разграблению, а в 1010 году был разрушен до основания. Спустя немногим более чем полвека перед его руинами стоял аль-Идриси. К тому времени Мадинат аз-Захра уже стала легендарной. Она долго служила каменоломней для построек Андалусии, а затем и христианской Испании. Подобная участь постигла и резиденцию аль-Мансура.
Предпринятые в 1911 году раскопки под руководством Р. Веласкеса Боско, продолженные Р. Кастехоном и Ф. Эрнандесом, в какой-то мере позволяют представить себе утраченный облик ансамбля. Археологические работы продолжаются и в настоящее время.
Удалось восстановить общий план города, обнаружить остатки укреплений и жилых помещений, фрагменты дворцовых зданий, сводчатые проходы, крытые двускатной черепичной крышей, детали полов, орнаментальных росписей, колонн с беломраморными капителями и множество резных каменных панелей, покрывавших стены. Исследование в 1964 году руин дворцовой мечети, двор которой был мощен плитами красноватого мрамора, свидетельствовало об устойчивости традиционной для Кордовы композиции молитвенного зала с выделением центрального нефа, ведущего к михрабу.
Литературные источники позволяют судить о былой роскоши резиденции Омейядов. Арабские хроникеры приводят цифры, указывающие на колоссальный объем работ. В строительстве участвовали десять тысяч человек, и оно поглощало в течение долгих лет около трети доходов государства. Для украшения было использовано более четырех тысяч колонн. Большинство мраморных колонн привезли из разрушенного римского Карфагена и древнего Гадрумета — позже арабского города Суса в Тунисе. Одни прислал византийский император, другие доставили из французской Нарбонны, а некоторые тесали в самой Испании в мраморных карьерах Кордовы, Кабры и Сьерры де лос Филабрес близ Альмерии.
Дворцовые покои украшались драгоценными породами дерева, мрамором и яшмой, двери инкрустировались, обильно применялась позолота. Среди несметных сокровищ кордовских Омейядов особой славой пользовалась жемчужина величиной с голубиное яйцо — подарок византийского императора. Жемчужина была вставлена в потолок Тронного зала. Примечателен пруд из ртути — одна из тех причудливых затей, которая быстро передавалась от одного восточного двора к другому, в Андалусию она пришла из тулунидского Египта. Желая удивить гостей, халиф отдавал приказ и ртуть приводили в движение, что придавало залу, как бы заполненному ее блеском и отражением, впечатление подвижности.
Большой интерес вызывают описания декоративной скульптуры. Привезенный из Константинополя бронзовый фонтан украшал рельеф, воспроизводящий человеческие фигуры. Для другого фонтана из зеленой яшмы кордовские мастера ювелирного дела отлили двенадцать массивных позолоченных изображений разнообразных животных и птиц, инкрустированных самоцветами.
Невероятным представляется рассказ о том, что у входа в город Абд ар-Рахман III приказал поставить статую аз-Захры. Между тем в 1190 году, два с половиной столетия спустя после основания Мадинат аз-Захры, альмохадский государь Йакуб аль-Мансур, проезжая Кордову, посетил развалины старой омейядской резиденции. По свидетельству хроникера, Йакуб аль-Мансур приказал убрать статую, которая высилась у главных городских ворот Баб аль-Кубба. Вероятно, статуя уцелела потому, что мусульмане приписали ей какие-то охранительные свойства. Раскопки обнаружили фрагмент задрапированной женской фигуры, по стилю близкий к римской традиции.
Постепенно представление о погибшем архитектурном комплексе обретает более четкие очертания. Вход через ворота Баб аль-Кубба вел к широкой южной террасе, на которой, следуя правилам строгой геометрии, был разбит сад, включавший четыре прямоугольных водоема. В центре террасы находилось трехнефное дворцовое сооружение павильонного типа, откуда Абд ар-Рахман III любил наблюдать за маневрами своих войск (дворец назывался Военным или Мраморным). По общей осевой линии с другой стороны террасы, отделенный от нее большим водным партером, располагался так называемый Дар аль-Мульк — Королевский дворец. Он предназначался для приема высоких коронованных особ, гостей халифа, во дворце также собирались государственные чиновники. Большие археологические работы помогли в известной мере воссоздать это здание. В 1944 году был раскопан парадный зал с фрагментами многочисленного убранства. Испанский искусствовед М. Гомес Морено назвал его Салопом Рико (Богатым залом), и это название настолько привилось, что вошло в пауку. Надписи сохранили не только даты, но и имена мастеров, создававших дворец. Строительство, которое было завершено между 956 и 957 годами, возглавлял зодчий Маслама ибн Абдаллах.
Дворцовое здание представляет собой невысокий прямоугольник, разделенный на пять продольных нефов. Боковые нефы, служившие, по-видимому, жилыми парадными апартаментами, изолированы от приемного зала стеной с единственным арочным входом. Во дворце сохранена традиционная староарабская планировка, когда боковые помещения — бейты — сгруппированы вокруг главного зала или открытого двора, которому, в свою очередь, предшествует продолговатый аванзал. Однако в Салоне Рико выявились и свои особенности: разделение интерьера па три нефа как доминирующий мотив в архитектуре и превращение аванзала в открытый портик садового типа. Портик оформлен шестью мраморными голубыми и розовыми колоннами с изящной и легкой подковообразной аркадой. Когда-то нарядный дворцовый фасад отражался в зеркале плоского большого водоема. Стена в глубине портика имеет три арочных входа, заключенных в квадратные каменные рамы. Они обозначают трехчастное деление главной пространственной зоны здания.
Интерьер Салона Рико, по мере возможности восстановленный, но все же хранящий следы огромных разрушений, с мраморным полом, па котором разложены многочисленные фрагменты и обломки резных украшавших стены панелей,— одно из немногих свидетельств былого великолепия города-резиденции кордовских Омейядов. Даже в современном состоянии зал производит незабываемое впечатление. В продуманной композиции все элементы ясно и гармонично взаимодействуют друг с другом. Три нефа образованы подковообразной аркадой на голубых и розовых колоннах с прекрасными беломраморными капителями. В глубинe зала каждый из нефов находит завершение в виде широкой глухой арки, вписанной в прямоугольник, что в целом создавало роскошную трехарочную композицию, созвучную с михрабной нишей Соборной мечети Кордовы. Объединяющая роль в пространстве Салона Рико принадлежит подковообразным аркам, которые не только образуют нефы, но и обрамляют все арочные входы. Гибкие и сильные очертания арок приобретают особую активность благодаря красным клинчатым вставкам.
Архитектура Дар аль-Мулька, не отличающаяся крупными размерами, полна монументального величия. Как все кордовское зодчество той эпохи, архитектура дворца несет в себе заряд внутренней энергии, ощущение особого державного размаха. Огромная роль в создании подобного впечатления принадлежала декоративному убранству. Главным мотивом были большие резные панели, которые шли вдоль стен зала, подобно цоколю, высотой более двух метров. Редкой красоты узоры покрывали пилястры арочных входов.
Повсюду господствовал растительный орнамент с изображением древа жизни. При чертах нарастающей условности и стилизации этот мотив, проникнутый спиралевидным движением стебля, который обвивает листья, цветы и плоды и включает акант, пальму, виноградную гроздь, воспринимается не столько в плане ритмических построений, сколько как декоративно преломленный образ щедрых и плодородных сил природы. Красноречиво само понимание пластической формы, ее массы, энергии, глубины рельефа, достигающей более десяти сантиметров, наконец, выразительности камня как материала. Особенность орнаментации — применение росписей строгой и теплой гаммы, тон в тон, золотистой охрой на красно-коричневом фоне. Исследователи единодушны во мнении, что рельефные панно Мадинат аз-Захры по своим формам, технике, принципам декоративизма принадлежат еще в известной мере эллинистически-византийской традиции.
Территория Мадинат аз-Захры была тесно застроена зданиями разного характера. К Дар аль-Мульк, например, примыкали многочисленные подсобные службы, помещения для писцов, бани и маленькая дворцовая мечеть с михрабной нишей, выбитой в каменной степе; чашей фонтана служила мраморная купель, вывезенная из христианской базилики Сирии. Вместе с тем возводились другие роскошные дворцы, в образе которых воплощалась идея торжественных официальных приемов, составлявшая в резиденции халифов лейтмотив придворной жизни. Из них только Восточный дворец раскопан и изучен в 1912 году археологом Р. Веласкесом Боско, о других сведения черпаются из литературных источников.
Пышный придворный уклад способствовал активному развитию художественного ремесла в специальных халифских мастерских. Они славились тканями, керамикой, изделиями из металла и слоновой кости. В музеях Испании и других стран Европы находятся несколько бронзовых происходящих из Мадинат аз-Захры фигурок зверей и птиц, которые служили декоративными деталями фонтанов.