Из Северной Африки, Франции и самой Испании свезли сюда римские колонны коринфского ордера из разноцветного мрамора, порфира, гранита и яшмы, кое-какие взяли из местных вестготских церквей, и в первую очередь из снесенной церкви Сан Висенте. Колонны, поддерживающие арки, оказались разной высоты, поэтому в части, сооруженной Абд ар-Рахманом II, колонны были поставлены без баз, как бы прямо вырастая из пола. Так как колонны были невелики, а столь обширное сооружение требовало высоты (она достигла одиннадцати с половиной метров), то аркам придали повышенную подковообразную форму, а на капители колонн надставили четырехугольные столбы, с вершины на вершину которых, в свою очередь, перекинули вторые полуциркульные арки.
В тех местах, где необходимо было внести в композицию особые акценты, ими стали сооружения X века — расположенные по продольной оси крытые куполами пространства перед вторым, не сохранившимся михрабом (капелла Вильявисьоса), и третьим, существующим поныне,— применены более сложные многолопастные переплетающиеся арки.
Эти части мечети с их богатой ритмикой форм как бы концентрируют в себе эмоциональный заряд архитектурного образа, который растворяется в остальном пространстве, заполненном мерными рядами колонн и арок, образующих громадное число одинаковых конструктивных и объемно-пластических ячеек. Основной мотив — две колонны с двухъярусной аркадой — приобретает в кордовской мечети многообразие аспектов.
При всей изощренности здесь господствует архитектура мощных и монументальных форм, полная жизненной силы. Плавные каменные полукружия арок образуют проникнутые внутренним сопротивлением распоры столбов, чьи объемы, венчающие колонны, кажутся осязаемо телесными. Разные очертания арок, более узких и как бы замкнутых в верхней зоне, открытых и широких внизу, создают впечатление легкости, свободного разлета. Но пластичность основных форм, крупных и обобщенных, не выходит за пределы словно незримо присутствующей плоскости, ограничивающей их развитие в третьем измерении. Если смотреть в нефах вдоль ряда колонн, то столбы воспринимаются совсем уплощенно и впечатление тектонического напряжения уступает место строгости простых геометрических очертаний. Видимо, не случайно повышенную пластическую нагрузку и более активную зрелищную функцию выполняют в колонном зале ряды травей, поперечное расположение которых усиливает ощущение децентрализованного и безграничного пространства.
Хотя в архитектуре зала ощущается своеобразная статика форм, его композиция развертывается во времени. Кажется, можно бесконечно бродить по этим, словно не знающим предела и погруженным в сумрак каменным аллеям. Колонны, по своим масштабным соотношениям соразмерные человеку, как бы сопутствуют ему. Спокойный ритм продвижения но травеям сопровождается удивительным зрелищным эффектом — одна из арок как бы опускается вниз, а другая плавно идет вверх. Это расчлененное на два одновременных момента движение полукружий подобно восходу и закату космических светил. Трудно передать впечатляющую силу подобного, словно вечного ритма, когда впереди непрестанно «опускаются» и «поднимаются» все новые и новые арки. Зритель, шествующий между двумя рядами колонн, не может увидеть целиком такого же «перемещения» арок в других травеях. Но мысленно он дополняет общую картину как бы пришедших в движение архитектурных форм.
При диагональной точке зрения разбегающиеся во все стороны ряды колонн рождают необычные, динамически насыщенные аспекты. Если в нижней зоне невысокие тела колонн, увенчанные капителями, представляют собой своего рода знаки, которые отмечают протяженность и глубину пространства, то гораздо более сложна и фантастична верхняя зона с ее пересечением арок, видимых в перспективе. Игра четко обозначенных линий и сопоставленных в разных измерениях архитектурных плоскостей усилена контрастом клинчатой кладки арок из белого и красно-коричневого камня. Подобное богатство зрительных впечатлений лишено напряжения, чрезмерности, беспокоящей хаотичности. И при этом аспекте создастся ощущение покоя, логически ясного замысла, воплощающего какие-то высшие закономерности бытия.
Упомянутые ранее два потока движения в композиции колонного зала воспринимаются по-разному. В нефах, идущих перпендикулярно к стене михраба, движение, как в базилике, осмысленно, ибо это направление в сторону молитвенной ниши. Напротив, в поперечном движении травей есть что-то иррациональное; аллея колонн влечет к себе бесцельно. Травея упирается в стену — условную зрительную преграду. Лишенная пластической массы и глубины стена предстает как плоская поверхность, покрытая ритмическим плетением орнамента. Эта невысокая уходящая в темноту монотонная плоскость — своего рода цезура, от которой можно начинать новый обратный отсчет влекущего к себе огромного пространства.
Чувство необъятности Вселенной составляет существо образа кордовской колонной мечети. Архитектура колонной мечети, где основным элементом масштабного отсчета обычно является античная колонна, приближена к человеку. Однако соразмерность эта все же относительна. Связывая через отдельные архитектурные формы человека с грандиозным пространством целого, она в конечном счете приобщает его к ощущению безграничности мироздания.
По-особому воспринимаются здесь и сами колонны. Они отличаются не только размерами, но и материалом, цветом, формой и рисунком капителей. В нефах, пристроенных во времена аль-Хакама II, колонны из розового мрамора с капителями композитного ордера строго чередуются с колоннами из голубого мрамора с коринфскими капителями; все они созданы кордовскими мастерами из местного материала. Тем не менее в огромном зале каждая отдельная колонна теряет свой индивидуальный облик, взгляд фиксирует не частные особенности, а общее расположение ритмического целого. Так, античная колонна, которая представляет собой самостоятельный архитектурный организм, становится знаком для выражения пространственной идеи.
Огромную роль играет магическая сила светотени. Наиболее освещенные части колонного зала представляют собой увенчанные куполами пространства перед михрабом. Но и сам зал мечети с нефами, свободно открытыми во двор, не был столь темным до тех пор, пока католические капеллы не закрыли эти световые входы. Однако в целом освещение кордовской мечети можно назвать затаенным. Колонный зал был слишком глубоким, и свет доходил в его дальние части в виде далекого отблеска, постепенно растворяясь в сумраке. Если тела колонн казались более светлыми, то к потолку тени сгущались. Ряды колонн как бы воздвигали перед идущим светом теневые преграды. Ничто не было залито светом, и в то же время ничто не погружалось в густую темноту. Тени казались подвижными, изменчивыми. Можно вообразить себе, насколько фантастически прекрасным казалось это царство тени человеку, который входил сюда через открытый двор с опаленной солнцем кордовской улицы. Вечером колдннада освещалась сотнями низко подвешенных на цепях серебряных и медных лампад. Каменный пол застилали богатые ковры, на которых, согласно восточной традиции, сидели мусульмане. При зрительном горизонте, который был ниже обычного, перспектива залитого золотистым полумраком колонного зала казалась еще более грандиозной и его пространство приобретало почти нереальный характер.
Давно принято уподоблять молитвенный зал кордовской мечети огромному каменному лесу. Подобное сравнение вызвано сходством колонн со стволами деревьев, а двойных арок — с их переплетающимися ветвями. Возможно, двойные арки имеют далекий прототип — аркаду римского акведука в испанском городе Мериде. Но обращение к римской традиции, характерное для Андалусии, и особенно Кордовы, отнюдь не исключает того, что традиция могла быть переосмыслена в определенном изобразительном плане. В условной форме архитектурно-пластического образа здесь воплощена мечта арабов о пальме, которая символизировала для них утраченную родину. Стоит внимательно вглядеться в очертания колонны, конструктивной первоосновы зала, увенчанной столбом и расходящимися в стороны дугами арок, чтобы увидеть обобщенный и стилизованный силуэт пальмы со стройным стволом и кроной, которая обозначена двумя рядами веерообразных листьев.
История архитектуры знает ряд примеров (Древний Египет, ахеменидский Иран), когда капитель колонны создавалась в виде пальмовой кроны или включала в композицию связку пальмовых листьев.
Но в кордовской мечети скорее можно говорить о символе, изобразительном знаке, нежели о прямом подражании формам растительного мира. Образ опоры, уподобленной пальме, строится прежде всего на ассоциации. В сложном ритмическом сопоставлении архитектурных элементов этот мотив может быть вначале и не замечен. Он выявляет себя при особом освещении, когда четко обозначаются очертания его графического силуэта, и тогда эта утонченная изобразительная метафора превращает колонный зал в образ священной пальмовой рощи.