Связь ансамбля с окружающей природой. Двор Евангелистов

Эскориал. Испания - www.Arhitekto.ru

Сама проблема связи Эскориала и окружающей его природы оказывается значительно сложнее, нежели принято считать. Обычно указывается, что ансамбль мастерски вписан в пейзаж, слит с массивом гор и пустынной речной долиной. Все это давно стало традиционным. Нельзя отрицать факт подобной вписанности, в чем проявилась целеустремленная воля создателей комплекса, стремившихся подчинить природу своему творению. Но в данном случае скорее можно сказать, что архитектурный памятник и пейзаж не столько слиты, сколько противопоставлены друг другу. Один из аспектов ансамбля-монастыря находит здесь наглядное преломление. В Эскориале преобладает чисто монастырское восприятие природы, которая изолирована от человека. Стоит подойти к любому из окон здания, откуда открывается чудесный вид на синеющие хребты Сьерры-де-Гвадаррамы, лысые, изредка поросшие сосновым лесом скалы, дубовые, буковые и тисовые рощи, чтобы убедиться, как отдален от нас этот мир. Можно бесконечно созерцать прекрасные пейзажи, возникающие словно картины в деревянных рамах окон, вдыхать свежий воздух, ловить отблеск горного света в холодной ясности эскориальских покоев, но при этом чувствовать себя узником, запертым в гранитных стенах.

В Альгамбре «усмирение» природы — лишь один из многочисленных аспектов ее бытия, и в целом природа обращена к человеку, щедра и благосклонна к нему, составляет жизненную среду его существования. Напротив, в Эскориале ощущение природы допущено в ансамбле только в искусственном, подчиненном виде через внутренние дворы и садовые партеры. Во времена Филиппа II король и монахи любили создавать здесь пышные цветники. Традиция восточного садового искусства преломлялась через призму типично монастырского чувства природы. Хосе Сигуэнса описывает великолепие этих цветущих садов, их щедрую красочность и искусную планировку, благодаря чему при взгляде из высоких окон дворца они казались «прекрасными коврами, привезенными из Турции, Каира или Дамаска».

Самый обширный и архитектурно безупречный внутренний двор Эскориала — созданный Хуаном де Эррерой так называемый Двор Евангелистов, примыкающий к собору с его южной стороны, а на востоке — к монастырю. В плане он образует квадрат со стороной 45 м. Двор окружает двухъярусная крытая галерея, обрамленная в нижнем ярусе полуколоннами дорического, а в верхнем ярусе — ионийского ордера. Ярусы отделены друг от друга широкими горизонталями архитрава и общего, увенчанного балюстрадой карниза. Открытая аркада теперь замурована, и только наверху оставлены небольшие просветы с решетками, сквозь которые в галерею входит солнечный свет. То, что галерея закрыта, усиливает впечатление замкнутости двора в отличие от других, меньших по размерам внутренних двориков. В настоящее время Двор евангелистов почти недоступен для обозрения (он виден только из окон Зала капитула). Когда аркада была открытой, Двор евангелистов был самым крупным красивым монастырским патио, включенным в композицию Эскориала. Его название произошло от так называемого Колодца евангелистов, воздвигнутого Хуаном де Эррерой в 1586 году в центре двора в виде небольшого храмика. Возможно, зодчий вдохновлялся Темпьетто Браманте, хотя и переосмыслил итальянский прообраз глубоко по-своему. Это увенчанное куполом и световым фонарем сооружение украшено балюстрадой и в нишах — статуями евангелистов работы Хуана Монегро. Храмик обладает сложным и прихотливым очертанием (в плане октагон с вписанным крестом), как бы предвосхищая динамичные композиции барокко. Однако и здесь Хуан де Эррера сохраняет единство стиля, умело связывая постройки со всем ансамблем.

Колодец Евангелистов, казалось бы, тяготеющий к замкнутому объему, оказывается рассеченным по центральным осям внутренним крестом плана и напоминает не столько Темпьетто Браманте или барочный павильон, сколько тип древнеримского тетрапилона, то есть здания с четырьмя сквозными входами. В свою очередь, мотив прямоугольных бассейнов, расположенных по четырем сторонам этого внутреннего креста, еще отчетливее включает здание в четкую геометрическую систему всего, архитектурного комплекса. Можно найти немало прямых созвучий в деталях, очертаниях и формах храмика с общими элементами архитектуры Эскориала, особенно с гранитной громадой собора. Здесь наглядно видно, что масштабы и пропорции, которые в Колодце евангелистов как будто соотнесены с человеком, на самом деле приравнены к гигантским масштабам всего ансамбля. Двор был пышнее всего украшен во времена Филиппа II прекрасными цветниками. Но садовые партеры также следовали строгому геометризму общей композиции в рисунке газонов, в очертаниях кустарников, подстриженных в формах шаров и пирамид, и низких плоских бассейнах.

Этот искусственный и также построенный аспект природы встает промежуточным звеном перед тем, кто смотрит из окон Эскориала на распростертый и как бы застывший на почтительном расстоянии прекрасный пейзаж. Вертикали стенных граней, их острые углы и горизонтали партеров, обходных галерей внутренних дворов образуют вслед за очертаниями окна словно вторую раму, «кадрируя» и отдаляя зрелище вольного мира.

Из Галереи для выздоравливающих, которая примыкает к южному фасаду, открывается вид на покрытый низкими боскетами зелени партер, который тянется вдоль всего фасада по выложенной каменными плитами площади с невысоким гладким парапетом. Ниже уровнем расположены плоский прямоугольный бассейн и длинный плодовый сад. В юго-западном углу помещается монастырский госпиталь, и монахи после перенесенной болезни, гуляя в галерее, могут любоваться величественной, как будто уходящей в бесконечность перспективой. Но, даже выйдя из каменного плена Эскориала на солнце и воздух, люди не чувствуют близости к природе, по-прежнему отделенные от нее сочетанием архитектурных масс и плоскостей. Само движение по партеру вдоль фасада бесцельно, оно повторяет, лишь слегка варьируя, почти одни и те же зрительные впечатления.

Читайте также:

Источники